Моя дикая жизнь: сойти с тропы

—  Так ты отправляешься в Калифорнию? Может, найдешь его? Он последний, кто остался, —  сказала мне Ксения, когда мы качались на качелях под потолком просторного лофта.

Последний битник, исконный бродяга Дхармы, Джефи Райдер из книжки Керуака. Пять лет назад мы с Ксенией писали дипломы по американской литературе, и именно она  рассказала мне про мисфита, эко-активиста, востоковеда и поэта Гэри Снайдера. 

Большинство книг и авторов, так или иначе повлиявших на мои планы на жизнь, связаны с идеей wilderness, дикой природы. Фильм Шона Пенна «В диких условиях», «Дикая» Шерил Стрэйд, Генри Торо и вот теперь — Гэри, дзенский безумец и образцовый калифорниец, родные земли которого я вот-вот отправлюсь открывать.

Зачем мы путешествуем, в конце концов? Чтобы стряхнуть с себя старую кожу. Мне нравится думать о себе как об энтузиасте подобных приключений. Люди то и дело пытаются понять, кем они стали, чего достигли. Система мер и весов, распределяющей по шкале богат/беден, молод/стар, успешен/неуспешен по дефолту срабатывает в сознании, но разве мы действительно содержимся в подобных калькуляциях и оценках?

Гэри считает, что нет.

87-летний поэт ныне живет в горах Сьерра Невада в выстроенном им самим доме, который находится на полном самообеспечении («off the grid», то есть —  коммунальными благами вроде электричества, интернета, водопровода Снайдер обеспечивает себя сам при помощи эко-технологий), изредка выступает с лекциями в университетах. Седобородый, с морщинками от смеха вокруг глаз, одетый в вечные джинсы Гэри выглядит изумительно.

А чего еще можно ожидать от человека, одна из главных книг которого называется «Practice of the Wild» («Практика дикой жизни»)? Сегодня я хочу рассказать о том, чему я научилась у Гэри, что означает для меня быть диким. 

Одно из значений этого слова —  ненормальный, отклоняющийся, мисфит. Снайдер был таковым всю дорогу. Белая ворона среди богемной тусовки битников, анархист, никогда не стремившийся возглавлять протестные марши, «китаец» среди европейцев, и белый в Японии, где взял да прожил целых 12 лет.

Что бы он ни практиковал, из каких бы источников ни черпал, засунуть его в коробочку и приклеить ярлык не выходит. Но оно и понятно —  на таких налет идеологических напылений долго не задерживается.

Гэри вырос в Сан-Франциско в семье низов рабочего класса. В его доме воду для мытья качали насосом, а книги по вечерам читали при свете керосиновой лампы. Любовь к дикой жизни и словам сделали его ребенком двух разных реальностей. С одной стороны — ученый и поэт, с другой — лесоруб и бродяга в рубахе из магазина «Доброй воли».  Моя воплощенная мечта.

В колледже он занимался антропологией, изучал языки индейцев, затем всерьез увлекся Востоком. На его счету Пулитцеровская премия 1974 года, практика в буддийских монастырях, гражданские инициативы, безумные индийские приключения в компании Аллена Гинзберга и Питера Орловски. Не возглавляя университетских департаментов, он тем не менее сотрудничает с губернатором штата Калифорния, Джерри Брауном. Независимый одиночка по натуре и убеждениям, Снайдер принимает на себя роль поэта, какую тот носит в китайской культуре, —  слуги государства.

После выхода «Бродяг» Керуака Снайдер стал почти культовой фигурой. Подражая ему, сотни молодых людей надевали рюкзаки и штудировали Алмазную сутру. Сам Снайдер пожимает плечами, когда его спрашивают о религии и убеждениях. Ему кажется, что он был буддистом всегда, если понимать под буддизмом веру в то, что человеческий и вне-человеческий миры равноценны и равно заслуживают внимания. Он называет это biodiversity, умение взглянуть на homo sapiens как на одного в ряду прочих, а не как на вершину творения и пищевой цепочки.

История и культура человека оказывается ничтожно коротка в сравнении с жизнью минералов или рыб. Мы привыкли противопоставлять себя природе, в то время как обладаем живыми телами, дикими телами млекопитающих, в которых заложена мудрость, сила и красота. Человек, суетящийся в аэропортах и тянущий товары с полок супермаркетов, по-прежнему принадлежит дикости.

Человек окружен биологическими соседями, но ему часто нет дела до этих соседств, настолько он зациклен на себе. Человеческий прогресс можно понимать как движение по тропе к цели, прошел много —  молодец, застрял, остановился —  так шевелись, поторапливайся! Человеческий мир это мир делания, а не пребывания. Но Снайдер призывает человека сойти с тропы и посмотреть, что случится.

Для протестантской, трудовой Америки идея это эксцентричная и возмутительная; как можно вот так, ни с того ни с сего идти в дебри, посвящать время чему-то столь откровенно не прагматическому? Гэри дает ответ в сборнике «Черепаший остров».

Сколько лет США? Две с половиной сотни. Сколько лет тому, что мы называем Америкой? Чуть более пятисот. А «Черепаший остров» это древнее индейское название континента, ему десятки тысяч лет.

Мир, предстающий взгляду на Черепашьем острове —  это мир вне тропы производительной, правильной, европейски-выстроенной жизни. Вне иерархий, сеток, схем, человек уже не хозяин, смотрящий на окружающий мир с позиций утилитарности, это более не его угодья. В диких местах можно открыть иное времяисчисление, которому принадлежат горы, материки и одноклеточные.

Когда читаешь Гэри, удивляешься тому, насколько он обходит стороной все эти драмы ада и рая, проклятия и спасения, оставляет за бортом тяжелые своды европейской символической традиции. Духовное и телесное не противопоставлены друг другу, в поэме «Песня вкуса» (Song of the Taste) речь как раз об этом. Все животные, духи, птицы, растения, все, что находится вокруг нас, дарит и обменивает себя. Животный мир не жесток, он лишь творит взаимное благословляющее поглощение. И человек выступает полноценной частью этого действа.

Помимо этой занятной штуки —  интеллекта, при помощи которого человек может рассчитать расстояние до Луны и создать умный телефон, он еще обладает телом, которое бежит по траве, занимается сексом, потеет, вдыхает, плывет, прыгает, кашляет, испражняется.

Современный человек заигрался абстракциями и страдает из-за того, что рассогласован со своей дикой природой. Все, что он пытается делать — это контролировать её как на макро-  так и на микро-уровнях, рубит леса и пичкает тело медикаментами, чтобы оно выдавало больше и больше. Да только так все не работает. Плавали, знаем. 

Чем ближе к настоящей материи, братишка, к камню, воздуху, дереву, огню,  —  тем духовнее оказывается мир. Все эти люди, считающие себя прожженными практичными материалистами, ни черта не смыслят в материи, их головы полны призрачных идей и представлений.  

— Джек Керуак

Природа, по Снайдеру, учит дисциплине, учит не цепляться за собственные представления о том, что «правильно», как все должно быть. Контролировать все процессы невозможно и не нужно, как мы не контролируем дыхание или пищеварение, но можно становиться учеником природы, внимать ей и заново перестраиваться, адаптируясь к новым условиям. Все это переключает от мыслей о будущем и сожалений о прошлом, позволяя сцепиться с сейчас, стать единым с потоком жизни.  

Поэтому Шерил Стрэйд выходит на Тропу Тихоокеанского Хребта, Маккэндлес едет на Аляску, а Торо обустраивается в Уолденском лесу. Поэтому Гэри Снайдер отправил Керуака пожить в горах целое лето (этот опыт последний описал в «Бродягах Дхармы»). В диких местах все слишком человеческое отпадает, мы вспоминаем, что не можем быть господами везде, что есть места, где нужно научиться ладить с тем, что предоставляет момент  —  обеспечивая себя костром, убежищем, едой и водой. Поэтому Снайдер считает, что для спасения души человеку иногда необходима не новая религия или новая конституция, а рюкзак и пара крепких ботинок.

Сойти с тропы —  значит переродиться, как обряд инициации в первобытном племени. Загоняя свою дикую природу в подвал, человек настолько слипается со своим представлением о себе, что забывает, что только отчасти является исследованной и открытой землей. Я тоже часто думаю, что все про себя поняла. Но в городской жизни некоторые опыты получить невозможно.

Лишь уходя в лес, сходя с тропы —  умираешь как одно, возвращаешься как другое. Вне тропы лишаешься не только удобств коммунального мира, но и старой идентичности, выключается весь шумовой информационный фон о том, что ты якобы должен делать. Это открывает шанс проявиться иным, удивить себя, вспомнить, что послужной список, достижения и вещи — это не мы, для природы это не более чем цацки, которыми люди играются для забавы. Это я называю духом мисфитства.

Рэй, с тобой все в полном порядке, единственная  беда, что ты не научился  еще  выбираться в такие  места,  как,  например, вот это,  а позволяешь миру жрать себя с говном, потому и  раздражен…  

Джек Керуак

Узнать на что мы на самом деле способны можно лишь совершая прыжки в неизвестное. Снайдер обратил мое внимание на то, что одно из значений слова дикий, wild —  это самодостаточный, организованный процесс. Как дикое животное не нуждается в посторонней помощи для питания, размножения, как совершенно взаимодействие внутри эко-системы.

В западной оппозиции культуры и природы, последняя выступает как темное, опасное и разрушительное бессознательное, враждебное любому строительству. Но если принять во внимание этот второй смысл wild, то потенциал этой живой творческой первобытной силы чудовищно недооценен. Мы можем строить свои жизни лучше, обрести естественное здоровье, расправить затекшие плечи — просто делая вылазки в дикость, и возвращаясь на тропу другими.

Я полюбила Снайдера за то, что вместе с бравым духом пионера, покорителя земель, он демонстрирует какую-то правильную скромность, принятие себя во всей ограниченности  внутри божественно упорядоченной системы. Смирение и могущество в одном флаконе. 

Что толку страшиться бессознательного, когда оно может работать не против, а на человека? Что, если допустить, что это не темный подвал, набитый маньяками, а верный GPS? Когда возвращаешь силу своему телу, удовлетворяешь его потребности в движении, свежести, сне, простой пище и чувстве уютного сворачивания в спальнике — начинаешь волей-неволей открепляться от благоприобретенных штампов и автоматических реакций.

Быть диким по Снайдеру  не означает бессмысленно носиться голым по лугам, это переоткрытие самого себя, дарящее новую устойчивость, новую свободу и, как ни странно, новое созидание.

Человек возвращает себе то, что всегда ему принадлежало —  нюх на возможности, быстроту реакции, здоровье, потому что оказывается, что на уровне тела он помнит больше, чем думал, он способен ориентироваться и чувствовать, что нужно. Природа учит расходовать энергию соразмерно, присуствовать в моменте и задействовать себя целиком, и эти навыки как раз так нужны нам, чтобы слышать друг друга, участвуя в строительстве нашей среды, нашего общего дома.

Обнаруживать церемониальное, почти священное значение повседневных движений, вот чему учит буддизм. <…>Если ты знаешь, как пить чай, и если ты научишься пить его как следует, то ты знаешь, как заботиться о кухне и гостиной. Если ты научишься заботиться о кухне и гостиной, ты поймешь основы ведения хозяйства.<…> Экология означает дом, от греческого «ойкос».  «Ойкос» также дает нам экономику. «Ойкос номос» означает —  «управление домашним хозяйством».

Гэри Снайдер

Многие, как долгое время и я, считают энвайроментализм лишь ещё одним способом подняться в самооценке. Но Снайдер показывает, что это лишь способ внести в обычные пути повседневности немного диких троп. Он привлекает внимание общественности к деятельности Питера Берга, который организует образовательные прогулки по тропам птиц и других диких обитателей Сан-Франциско.

Снайдер показывает, что каждый из нас существовал ещё до того, как вылился в эту форму умственных представлений. Сила есть, она всегда доступна, ключ к ней  —  наши дикие тела. Доведя это до своего сознания, мы разотождествимся с системой, в которую выросли, привыкнув оценивать по шкале —  красиво/некрасиво, правильно/неправильно и принимать других человеческих и нечеловеческих существ с любопытством и заботой, а не только примериваясь, что можем от них получить.

Мы разные, мы не должны соревноваться и выяснять, кто ушел дальше, вот чему учат горы, мхи и камни. Мы единый организм и проживаем это все вместе. И главная задача состоит в том, чтобы не выживать, а жить и самовыражаться наиболее полно, открывая свою силу наравне со своей уязвимостью, умение делать наравне с умением быть, твердо шагая по тропе, но не боясь шагнуть за ее пределы.

Пусть мне придется ещё сотни раз забыть об этом, в своем теле я знаю —  дикости можно доверять. Я не должна знать и контролировать все на свете. Это то, чему меня снова и снова учат мои герои, и Волга, и деревья. Это то, что я вплетаю в свое дело и свою жизнь. Книга, которая помогла мне выжить в самое темное время, заканчивается словами:

To believe that I didn’t need to reach with my bare hands anymore. To know that seeing the fish beneath the surface of the water was enough. That it was everything. It was my life — like all lives, mysterious and irrevocable and sacred. So very close, so very present, so very belonging to me.
How wild it was, to let it be.

Cheryl Strayed

Если этот пост оказался свежим и полезным, поделитесь им в соц.сетях, а в комментариях расскажите — любите ли вы природу, учитесь ли у неё, как учусь я и Гэри Снайдер?