Как быть целым: мисфитский путеводитель

С шестнадцатого этажа Кораблей открывался безрадостный вид на Васильевский остров. Низкие облака источали морось, усугубляя духоту летнего дня. П-образные многоэтажки, порождённые какой-то невероятной слабостью воображения уходили вдаль, а то, что располагалось за ними, могло только разочаровывать.

Неужели этот город когда-то казался мне завораживающим? Всё, даже мебель чужой комнаты, в которую я въехала на время экзаменов, казалась маленькой, нелепой и грязной.

Впервые я побывала в Петербурге, когда мне было одиннадцать, мы останавливались в доме друзей, живших неподалёку, и даже зимой выходили бродить вдоль залива. Туман, казалось, мерцал и переливался, я вдыхала его, удивляясь запаху, осторожно пробовала на вкус воду у берега —  а вдруг всё же соленая, разглядывая контуры небывалого города. Это видение так и осталось внутри, он ждал меня там, впереди, расточая колдовские соблазны.

На лето студенты сдавали свои комнаты абитуриентам, и почти все вещи жившей здесь девушки были припрятаны по ящикам и шкафам. На мгновение я попыталась представить себе её. Наверняка, она приехала из далёкой Сибири, тонкокостная, непринужденно-красивая, она наверняка носит очки и знает всё об обэриутах. Осенью она вернётся и будет ездить на седьмом автобусе в университет. В отличие от меня. Мне не хватило баллов, чтобы поступить в единственное место, где вообще хотелось учиться.

Проект поступления в Петербург я считала рукой судьбы. После всех метаний и фальстартов я готовилась дни и ночи. Я должна была поступить, потому что это было моё место.

Не сложилось. По крайней мере, с бюджетом.

Уложить это в голове мне удавалось с трудом. Я полагала, что подхожу по всем параметрам: только что вернулась после года жизни в Европе, с хорошим английским и возросшей общей культурой, я была старше и понимала, что хочу найти в этом либеральном образовании.

Где-то в глубине сознания лежала информация о механике распределения бюджетных мест и обо всех обстоятельствах, обрезающих мои шансы почти до нуля, но остановить мою одержимость было не под силу никаким фактам.

Чтобы вы правильно поняли, формально идеальным кандитатом я не была. Медалисты-олимпиадники с их бесконечно сосредоточенными лицами и стобалльными ЕГЭ наводили на меня тоску. До универа я не была отличницей, блистала только в интересующих меня предметах, а самовыражение и творчество ставила выше дисциплины.

Я ждала от комиссии не признания моих компетенций или талантов. Скорее мне должна была улыбнуться фортуна, так самая, что благоволит храбрецам. Увы, вселенной забыли сообщить, что я создана для этого места.

Если вы знаете мою историю, то помните, что в СПбГУ я всё-таки попала, при финансовой поддержке папы. В отличие от меня, он подразумевал любые исходы, и героически согласился сделать всё, чтобы я получила этот шанс.

То же мне трагедия, скажет кто-то, и год назад я бы с ним согласилась. Этот эпизод моей биографии мало меня впечатлял. Да, расстроилась, да, всё равно пошла учиться, конец истории.

Однако, терапия не проходит даром, и теперь некие куски моего опыта предстают в совершенно новом свете. В тот день эмоционально произошло многое. Мир без Смольного, в котором я учусь, мало смахивал на мир вообще. Я пыталась объяснить столь сокрушительное разочарование какими-то рациональными доводами. Что долго готовилась, что выложилась на экзаменах, что было нечестно.

Однако за этим скрывалось то, в чём я ни за что бы не призналась даже себе самой. Ни тогда, ни даже 10 лет спустя. В самой глубине, бессознательно, иррационально я была убеждена, что меня должны были взять не за заслуги, а потому, что я так задумала. Думать так вполне естественно, если тебе пять. Но в девятнадцать?

Оставайтесь до конца и я расскажу, как этот незначительный эпизод развернул предо мной первопричину всех великих обломов моей жизни.

Может, вам тоже случалось переоценивать свои силы? Безуспешно годами пытаться что-то в себе исправить? Нарушать обещания, и строить планы, которые никогда не осуществляются? Считать, что если вы будете делать всё правильно, то вас никогда не разлюбят? Приходилось ли вам хоть на секунду решить, что в ваших силах сделать другого счастливым?

Каждая вторая история этого блога рассказывает про ситуации, когда в этом преуспела я. То на втором курсе я решу, что должна писать работу на уровне доктора наук, то возненавижу себя за то, что попала в Клуб призрачных отношений, то буду ждать от себя фонтанов продуктивности после месяцев истощения и работы наизнос.

Самым поразительным в них оставалась моя хроническая неспособность сделать выводы и научиться хоть на одной из этих ошибок. Ведь это значило бы принять то, что я… обычная.
Кто бы предупредил, что так непросто.

Разумеется, в уничижительном контексте «обычная и посредственная», в противовес «ярким и выдающимся», я готова была признать себя тут же. О том, что значит обычная в усиливающем, примиряющем с жизнью смысле я не знала ничего. Разлом между воображаемым я и тем, кем мы на самом деле являемся, не нами порождён, не удивлюсь, если потребуется вся жизнь, чтобы его затянуть. Но верю, что оно всё равно того стоит.

It takes a lot to give, to ask for help
To be yourself, to know and love what you live with

— Damien Rice 

Выдающиеся люди

Я долго не замечала, как часто люди делят людей на выдающихся и посредственных, чтобы снять с себя ответственность. Назови себя выдающимся, можно заявлять, что не нуждаешься в любви, пестовать миф, что ты лишь проводник своего таланта, можно не быть ничем, кроме своей работы. Назови себя посредственным, и ты освобождён от творческой жизни и связанных с нею рисков —  быть увиденным как есть и возможно отвергнутым. Всю жизнь я болталась меж этих крайностей, никак не понимая, кто же я на самом деле.

Я могла бы провести целую жизнь за этим утомительным уравнением, не понимая, что само разделение неверно, а эти крайности суть одно и то же. Но вот уже второй год как я размышляю над тем, что развилка располагается не между величием и посредственностью, а между попыткой встроиться (fitting in) и чувством принадлежности (belonging). В первом случае ты просишь мир, общество, человека, высшую силу, принять тебя и одобрить, дать тебе место, позволить быть, во втором — внутренне знаешь, что оно у тебя есть, просто так, по факту существования.

И попытка встроиться представляет собой небезызвестные нарциссические качели, где правит иллюзия грандиозности, а вместе с ним вечные вопросы  вроде — стою ли я чего нибудь или не стою ничего?  Чувство своей значительности заставляет требовать от мира исполнения своей воли, а если этого не происходит, она оборачивается самоуничижением, так как человек оказывается в позиции жертвы, находящейся во власти стихийных обстоятельств и других людей.

Неудивительно, что тот первый серьёзный разрыв в ткани моего магического мышления меня не отрезвил. Если бы кто-то заподозрил меня в том, что я инфантильна и страдаю от того, что требую, чтобы все в мире шло, как я задумала, я бы расхохоталась ему в лицо. Я считала себя человеком холодным, рассудочным и взрослым. В историях этого блога вы уже читали, что из этого получалось.

В каждой жизни опыты принадлежности и встраивания будут переплетаться, как волосы в косе, и нет способа навсегда оказаться в мире принадлежности. Однако жить куда легче, когда понимаешь, что с тобой происходит. Распознавание того, где я обретаю свою принадлежность, и где я её теряю стали для меня опорами.

Быть обычной оказался путём к true belonging. Обычная, значит могу делать то, что под силу всем обычным людям — возрастать над собой, меняться, прощать. Обычная, значит, имею право ошибаться и учиться. Обычная, значит, должна находиться здесь.

Тёмная сторона мисфитства 

Первая психотерапевтка, с которой я работала, говорила, что моя депрессия выражается в формуле меня не должно быть на земле.

Я тогда внутренне согласилась, но глубоко не задумывалась до самого 2018 года, внезапно обернувшимся целым фестивалем темноты. На этот раз сил было больше, и я не шарахалась в сторону, а чувствовала и изучала.

О разрушительной силе невидимого стыда я уже писала, но до недавнего времени мне не приходило в голову увязать его с путём героя. Люк Скайуокер, Фродо Бэггинс и Гарри Поттер проходят те же драмы, что и мы, и если недосуг читать Кэмпбелла, можно посмотреть этот старенький, но вполне внятный ролик:

Теперь вспомните любой фильм или книгу, где героя искушает зло. Ему говорится всегда более-менее одно и то же: «Ты не изменишь то, что ты есть. Ты можешь носить маски, но под ними ты никогда не будешь, как все нормальные люди. Они знают, что ты другой». Голос стыда всегда звучит так: «куда бы ты ни пошел, земля будет пытаться извергнуть тебя со своего лица, ибо ты неестественное существо, и ты навсегда вне этого мира».

Это ужас мисфитства, ужас оказаться прокажённым, изгоем, который есть во всех важных для культуры текстах и историях. Этот страх не просто временного несоотвествия, а неискупимого стыда за то, чем ты являешься, если вы знакомы с библейскими сюжетами, представьте себе чувства Каина или Иуды. Подобные драмы разыгрываются в людях каждый день.

А ведь чувствовать себя проклятым и значит быть им. Словно вынужден таскать с собой рюкзак, набитый ядовитыми змеями, который и есть твоя суть. Приходится жить, тратя огромные силы на то, чтобы нести это и делать вид, что всё в порядке.

Мне приходилось избегать близости и отношений, в которых со мной обращались по-человечески, потому что считала, что не заслуживаю этого. Помните, как Гарри в «Ордене Феникса», хочет сбежать ото всех, когда думает, что одержим злом? Когда мы верим в то, что ужасны, то изолируем себя, тем самым лишая себя шансов получить помощь и спастись.

Обратной стороной чувства неполноценности является как раз незаметная глазу убеждённость во всемогуществе, с которой я столкнулась при поступлении. В декабрьском ИГ-посте я писала о том, как часто люди полагают, что могли бы сделать то, что на самом деле не могли. Мы видим в графе «дано» (метафора Анастасии Руденко) только то, что подкрепляет идеальный образ себя. Только то, что выгодно видеть перфекционизму. Но эти входные данные не являются полными. Без своего стыда и сложной системы сдержек и противовесов, призванных компенсировать страдания, испытанные в прошлом, мы видим в зеркале не себя, а кого-то другого. И беда в том, что не видя своих шрамов и ограничений, мы не можем увидеть и своих настоящих сил.

Нет, идея не в том, чтобы в очередной раз провозгласить my parents screwed me up, закатить глаза и отправиться жить, размахивая флагом трагической судьбы, а в том, чтобы пролить немного перспективы на змей за плечами. Увидеть, какие они старенькие. Для меня это способ понять реальное «дано», что произошло и чего мне это теперь будет стоить.

The cave you fear to enter holds the treasure you seek.

— Joseph Campbell

Выше только звёзды

Я росла, ожидая от себя многого.

Великие события, участницей и творцом которых я собиралась стать, громоздились в моей голове. Реализовать себя для меня означало —  торчать собой профессионально, добиться признания. Ещё  следовало стать выдающейся личностью, совмещая в себе амазонистые хобби (например, боевые искусства или фехтование) и невероятную эрудицию. Я поглощала романы и энциклопедии, учила латинские афоризмы, стояла в планке,  копалась в справочниках, распечатывала списки 100 великих фильмов и вычёркивала по мере просмотра.

Я гнала вперед на топливе aim high, dream big. Я верила, что работать и совершенствоваться, «браться и делать», вот ключ ко всему. А если всё ещё не получается, надо просто поднажать. 

Чего я никак не видела в этом раскладе, так это саму себя. Не Стефанию своих фантазий, «круче только яйца, выше только звезды», а реального человека, у которого боли было куда больше, чем внутренних опор. У которой за пазухой были секреты и змеи.  Которой приходилось каждый день защищаться и доказывать себя.

Любой, кто стремится демонстрировать свою важность, чувствует себя изначально ущербным. Но нарциссические качели работают и в обратную сторону. Я столько раз, сама не замечая, выпрыгивала из чувства ненужности в какое-то лихое превосходство. Брене Браун в книге «Dare to Lead» описывает эту быструю замену, которую совершает наша психика — да, лучше пусть плохишами будут другие. Гонка за придуманным идеальным миром неизбежно приводит к озлобленному взгляду на жизнь.

К тому же результату приводит гонка за идеальным собой.

Мы не видим себя целиком, не видим своих входных данных, своих травм и своей эмоциональной истории, поэтому никогда не можем оценить свои силы и спрогнозировать ситуацию. Не будучи в своих границах, мы лишаем себя всяких рычагов управления жизнью. Когда люди вменяют нам вину, говорят, что мы испортили их жизнь, мы верим, потому что нам кажется, что мы так важны и значительны, что реально на это способны.

Как присвоить неудачу, как часть своего опыта и научиться, если для перфекциониста  —  это доказательство личной ничтожности, помните установку на данность по Кэрол Дуэк?

Но от этого есть лекарство —  увидеть себя как есть.
Не какой себя выдумала или должна была стать, а как есть. 

Родом из детства

Ребёнок приходит в мир с ясным чувством belonging, но если таков, как есть, оказывается отвергнут (через насилие-переделывание или пренебрежение), он переходит в режим подстраивания (fitting in). Он начинает верить, что единственный способ получить любовь это стать кем-то другим. Об этом хорошо пишет Линдси К. Гибсон в книге «Взрослые дети эмоционально незрелых родителей».

Если мы настолько не верим в своё право просто находиться на земле, что нам приходиться бороться каждую секунду, пока от нас не останутся только клочья, чтобы показать, что мы окей, пора взглянуть правде в глаза —  что-то случилось.

Психоаналитик и педиатр Дональд Винникотт называл этот механизм false self, ложное я, которое является противоположностью true self, или истинному я. Если нам с детства, даже неосознанно, внушали, что быть врагом своей природы это правильно и даже благородно, что это единственный путь к любви и принятию, мы обречены попасть на нарциссические качели, соскочить с которых без помощи почти невозможно, так как сами мы себе не нужны. А нужен кто-то другой, какой-то лучший человек на нашем месте, который так никогда и не объявился. 

Оттого-то с детства я верила в свои волшебные способности, удачу, кооперацию вселенной, да и вообще — что если буду совершать некие правильные действия и избегать неправильных, то обеспечу приятную жизнь и никогда не шлёпнусь на скользкой дорожке.

Магическое мышление это не ошибочный выбор. Это механизм выживания. Часто это последняя соломинка, которая позволяет человеку справиться —  не столько физически, сколько эмоционально. Отсутствие уважения к нашей индивидуальности и отсутствие любви причиняет сильную боль, а магия я-особенный хоть ничего не лечит, зато помогает не чувствовать.

На этом месте есть вариант вспыхнуть претензиями к старшим. В корне этого возмущения — ещё один извод детского террора, требования, чтобы мир был моим добрым и справедливым опекуном.

А теперь реалити-чек. Со смертью последней из своих бабушек, Веры, я оказалась в новой ситуации — нас теперь только два поколения, больше никого. Вот она, моя бабушка, стоит рядом с похожим на Блока мужчиной, это мой великолепный дед Александр. А вот их дети —  моя мама и тётя (и неизвестный мне мальчик справа).

Я живу недалеко от большого кладбища и когда летом я пересекаю его на велосипеде, то внимательно рассматриваю старые фото на памятниках, ряды советских лиц. Это лица людей, изувеченных лишениями, горем, приспособлением и пренебрежением к себе. А как могло быть иначе? Что значило жить в 20-м веке? Большинство пережило то, от чего нельзя было оправиться. Ключ к тому, чтобы дать детям чувство безопасности и принадлежности —  это собственное внутреннее благополучие, а многие ли могли этим похвастаться? Каких бы ошибок они не наделали, они делали лучшее, что могли в своей ситуации.

Трудно поверить, на что каждый из нас способен, когда его загоняют в угол.
А в это время чуть ли не всё человечество переживало спазм.

Я думаю о молодости родителей — об их бесприютности, разочаровании и дрейфе в мутных водах. В своей стране они чувствовали себя бесполезным пятном в пейзаже. Прикасаясь к их истории, я яснее вижу where I’m coming from.

Да, я использовала магическое мышление, и любовную обсессию, и перфекционизм, как адаптацию, я не выбирала это по доброй воле. Со мной случилось нечто, что повлекло за собой лавину эгоцентрических перекосов. Теперь, когда я это увидела, что я буду делать?

Ответ на этот вопрос пришёл с неожиданной стороны.

Пару лет назад в поле моего зрения попал доктор Би Джей Миллер. Красавец и интеллектуал, он вырос в весьма привилегированных условиях, поступил в Принстон, а в 19 лет в результате несчастного случая потерял три конечности —  обе ноги и руку до локтя. Однако, спустя полгода он продолжил образование, получил степень по истории искусств, а затем стал врачом и обратился к паллиативной медицине, я узнала о нём заинтересовавшись его отношением к смерти и проектом Zen Hospice Project (есть отличный TED-talk). Когда доктора Миллера спросили, как ему удалось оправится от трагедии и примириться с новым положением, он ответил, что некоторое время после он мерил себя старыми мерками и чувствовал себя чудовищно обделенным и несчастным.
Затем он произнес то, что отпечаталось во мне на века:

«My identity had accommodated the facts of my life».

Вот чего все эти годы так не хватало мне.
Не вырасти в кого-то другого, но признать и в полноте овладеть то, чем я являюсь. До этого я словно пыталась рулить всемогущей несуществующей личностью, и обламывалась снова и снова. У меня была байдарка, а я видела её огромным лайнером. Я галлюцинировала, что мне нужно управлять тысячей процессов на борту, в то время как меня несло неведомо куда.

В статье о границах я определила их как способность разделять своё и чужое. Чтобы делать это, необходимо знать своё в лицо. Знать своё право быть здесь таким, каким выбираешь быть. Знать о праве на несовершенство и праве попросить о помощи. Знать разницу между тем, на что действительно можешь повлиять от того, на что хотел бы, но в реальности не можешь.

Умело управляясь с байдаркой можно попасть в удивительные места, куда точно не попадёшь на лайнере. Люди, не видящие себя целиком, слепо гоняться за размером и важностью. И попадают в ситуацию перерастраты сил. Подумайте сами, управлять лайнером это так утомительно!

В конце года я осмысляла свой прогресс как автора и self-made woman, и пришла к тому, что не иду в ногу со временем и не слишком этому рада. Но старую пластинку я больше не слышу. Никто внутри не пилит: ты же посмешище, Стеф, ты ничего не развиваешь, ты всё пускаешь на самотёк. Где свидетельства, что ты чего-то стоишь? Где твои новаторские практики wilderness therapy и коммьюнити поддержки по клубу призрачных отношений? Ты прикладываешь слишком мало усилий. Ты должна была делать больше.

Я не стыжусь себя. Слова «делаю лучшее, что сейчас могу» приобрели для меня вес. Если вы что-то безуспешно и долго пытаетесь в себе исправить, скорее всего, вы не видите полностью своего «дано».

Люди становятся на удивление легковерными, когда мир убеждает их в том, что они бракованы. Кажется, что если они посмотрят на свои раны и признают своё прошлое, то никогда не смогут оправится. Это далеко от правды. Сильным делают не доспехи, а знание своей сути. Если стараться не замечать того, что на нас рюкзак стыда, он никуда не исчезает. Он будет невидимо управлять нашими решениями, заставляя ненавидеть себя за то, что мы чего-то не можем. 

Я предлагаю снять рюкзак и заглянуть внутрь. Осмотреться и увидеть, что большинство ходит с такими же рюкзаками. Снятие нарциссического вопроса «хорош ли я или ужасен» позволяет избежать сравнения с теми, кто смог больше. За каждым человеком, которым я восхищаюсь стоят пучки обстоятельств, о которых я могу даже не знать. Иногда, он в них просто родился, и они являются… ну, его благодатью. Если вас коробит это слово, скажите привилегия или удача.

Все великие дела, все сбывшиеся творческие проекты, люди, у которых выходит быть щедрыми и добрыми, исполнять задуманное, пользовались привилегиями своего уникального опыта. Одного себя никому недостаточно, среди людей Мюнхаузенов нет вообще. Если чужие ресурсы и привилегии не видны невооружённым глазом, это не значит, что их нет.

Иногда привилегия — это любовь и вера в нас, хотя бы одного человека.

Один мужчина спросил у комика Ханны Гэдсби, зачем та принимает антидепрессанты, ведь она художник, а художник творит благодаря своему страданию, мол, если бы не болезнь Ван Гога, у нас бы не было «Подсолнухов». Ханна нашла, что ответить этому парню. И добавила ещё кое-что, о чем я думаю почти каждый день:

«Do you know why we have the sunflowers? It’s not because Vincent van Gogh suffered. It’s because Vincent van Gogh had a brother who loved him. Through all of the pain he had a tether, a connection to the world».

— Hannah Gadsby

Если что-то выживает среди мрака и лишений, это не благодаря им, а благодаря любви, которая каким-то чудом прорастала сквозь.

Наши родители и старшие страдали, но в этом не вся их правда. В их жизнях было что-то, за что можно было держаться, чтобы вынести этот мрак. У кого-то было чувство принадлежности общему делу, у кого-то дружба, у кого-то яблоневый сад, у моих родителей был остров —  их альтернативный уголок свободы. И они подарили это мне. Вместе с их ранами, которые я ношу. Если бы они могли дать мне только хорошее, они бы это сделали. Но и эти раны, в них тоже я, только присвоив их, я смогу чувствовать принадлежность миру.

Накануне тридцатилетия я совершила очередной поворот от ужаса к принятию. Поняв всё про свой Клуб призрачных отношений я вновь ощутила себя жалким, изуродованным ребёнком, выросшим в монстра, способного только насиловать. Но я уже была в ситуации, где у меня был доступ к поддержке и помощи, где любовь к себе могла обесточить стыд. Эгоцентризм и любовная обсессия были механизмом выживания. Из-за них я совершила немало жестоких и некрасивых вещей, однако в этих ошибках — не вся я. Как и в ваших ошибках — не все вы.

Be in tune with who you are означает понимать свои размеры, своё «дано», свой свет и свою тьму, быть целым. Брать в руки весло от реальной байдарки и грести, куда тянет, вместо того, чтобы рулить воображаемым лайнером. Да и когда я любила круизы? 

Расскажите в комментариях или напишите мне лично о своём опыте с идеальным я, чувством принадлежности, случалось ли вам не замечать всего, что есть в вашем опыте? Что изменилось, когда вы разрешили себе это увидеть? 

Eсли этот пост оказался полезен, поделитесь с друзьями, нажав одну из кнопок соц. сетей, я буду в восторге и положу это значимое событие в свою папку самоподдержки!