Мы не сбегаем: мисфитство в 21 веке

Пару раз мне случалось разозлить людей своими текстами.

Мне писали, что нет ничего хуже бездельников, поддерживающих других бездельников. Что я — голос всех избалованных инфантилов, которые ни с чем, кроме аватара в инстаграме, так и не смогли определиться.

Писали, что я профанирую профессионализм и трудовую этику. Что из-за такого отношения работать в стране некому.  

Мирская слава имеет обыкновение проходить.

Однако я всё равно сталкиваюсь с рядом разночтений и характерных вопросов касательно темы этого блога, мисфитства. Даже моя семья не понимает.

—  В этом есть что-то эскаписткое, в твоей идее мисфитства, всё время путешествовать, не иметь семьи и дома… — говорит отец.

—  Пап, это не мисфитство. Это скорее номадизм.

—  А, тогда ладно. 

Слова «отбрось условности, следуй своей страсти» давно не скрывают стремления что-нибудь продать. Лично у меня они ассоциируются с бескрайним полем цветов, где молодые люди, сбрасывающие одежды, со смехом убегают вдаль. А современные течения, вдохновленные выдохшимся нью-эйджем, экзистенциалистами, битниками, пост-стуктуралистами, текущим политическим климатом и мировой сетью в кармане, множатся и мрут как летние мухи.

Я одержима не самой современностью, а тем как в ней работают безвременные вещи —  самосознание, личная ответственность, взаимопомощь, чувство принадлежности, интуиция, отвага, эмпатия и творчество.

В калейдоскопе из старых и новых «измов» найдётся место и для мисфитства, которое не более чем современное изложение  Эмерсона и Торо, которые в свою очередь вдохновлялись европейской философией и мистиками Востока. В философии я ориентируюсь лучше всего после литературы и психологии.  

Людям, читавшим меня поверхностно или не читавшим вовсе, может показаться, что я прославляю некий бессмысленный эмоциональный подъём, который Ромен Роллан назвал «океаническим чувством», переживанием мистического восторга, слияния со вселенной, и которое Фрейд разнёс как деградацию к младенческому состоянию. Люди долга и правил встают на сторону Фрейда —  они говорят: «мы знаем, у нас были такие же иллюзии, но это шаг назад, а не вперёд, это регрессия, поэтому хватит быть такими рохлями, возьмите уже себя в руки и идите работать!».

"Милая Фрэнсис", фильм Ноя Баумбаха о проблемах миллениалов

«Милая Фрэнсис», фильм Ноя Баумбаха о бытии миллениалов

Иногда такой посыл я встречаю, сообщая людям, что  «у меня нет и не будет карьеры, у меня есть жизнь». Скорее всего, при этих словах они делают вывод, что я просто не доросла обращаться с собой с такой строгостью, с которой обращаются они. 

Но это не деградация. Со стороны нон-конформисткие замашки юности, которые в избытке жили в человеке до кризиса четверти жизни, выглядят так же, как заново обретённая жизнь ПОСЛЕ лет самопринуждения и дисциплины, когда ты решаешь, что «по-взрослому» тоже не работает.


Можно сказать, что существует три лагеря.

Первый это юные «хозяева жизни», ребята, убегающие в поля, для них всё возможно, и просто берись и делай, а всё плохое случается только с неудачниками.

Второй это суровые повзрослевшие скептики и адепты принципа «не заработал — не поел», они вкалывают, потому что знают, что ничего не достаётся легко, а жизнь есть жизнь, грубая, часто не приносящая  удовлетворения, иногда жестокая, обычно скучная, и очень редко приносящая утешение.

Третий лагерь —  это люди, которые засвидетельствовали и пережили то, что в жизни хватает трагедий, жестокости и скуки, но есть место и поразительно красивым вещам. Они бросают работы не для того, чтобы убежать на банановый пляж или запереться перед компьютером с порнушкой. Они уходят, потому что поняли, что могут корректнее служить этому миру, что любой вклад в мироздание нужен не как дань какому-то жестокому божеству, а как событие творчества и самонаполнения, потому что человек отдаёт больше всего, когда действует из полноты, а не из нужды. 

Людям из второго лагеря третьи представляются первыми. Но как и в других системах, более высокие уровни превосходят более низкие и включают их в себя. Интегрированный человек выбирает раскрепощенность, но раскрепощённость для него это не отсутствие дисциплины, а дисциплина, выбранная по любви.

Мисфитство это не про неограниченность выбора, мол, живи как вздумается, а как раз про ограниченность.

Каждый из нас совокупность того, что мы когда-либо делали и чувствовали и кем были. И это включает в себя далеко не только радостный и триумфальный опыт. Когда мы находим себя взрослыми, и смотрим на себя без прикрас, мы не просто не чистый лист, а исчириканный палимпсест.

Мисфитство предлагает видеть в этом не только печаль, но и великую силу —  свою вписанность в мир, своё место за великим столом.

Философы учили нас, что счастье не в том, чтобы стать ВСЕМ и знать ВСЁ, это несвойственно человеку и не нужно. Нужно нам только то, что является правдой для нашей души. Мы должны стать не «лучшей версией себя» (лучшей для кого? для нашего ума?), а тем, что сама жизнь хочет выразить через нас.

Такой позиции придерживались Эмерсон и Джаллаладин Руми, Майстер Экхарт и Экхарт Толле, Анаис Нин и Опра Уинфри to name a few. Когда работаешь не ради личной славы, не ради абстрактного стандарта успеха, не ради того, чтобы показать, что ты будешь бороться и падёшь в нечеловеческих страданиях, а потому, что ты знаешь себя и веришь в то, что этот мир —  пусть и несовершенный, но дом. И ты здесь нужен. 

Я создала этот сайт потому, что сама попала в беду. Я была этим бессмысленным колобком, ушедшим отовсюду и не понимающим, куда приткнуться. Это не была свобода, это была тюрьма.

Я умела строить жизнь, исходя лишь из того, удобна ли я, хороша ли я (для других), и совершенно игнорировала, удобно ли мне.

И в этом я вижу корень всех зол. Я убеждена, что долговременный компромисс с собой, теснота, неудобство, невозможность развернуться морально уничтожают человека.

Десятки тысяч людей несутся куда-то, едва живые от измождения и усталости, но не знают об этом, пока не падают навзничь от депрессии или болезни.

Некогда умные, теплые и веселые ребята превращаются в язвительных циников, их словно окружает аура концентрированного несчастья. И что ещё хуже —  они принимают свою депрессию за качество характера, за личную черту, и это позволяет им ненавидеть себя (а, соответственно, и других) ещё более люто.

Я была там. Я считала себя выродком, мисфитом, недостойным жить среди хороших добрых людей и ненавидела мир за это. Не случилось никакого чуда, после которого я зажила бы долго и счастливо. В царство невинности я не вернулась.  

Но я стала тем человеком из третьего лагеря, и работа продолжается. Я присваиваю своё прошлое, своё несовершенство, свои неудачи, и это понимание, кто я, окрыляет мою непосредственность, моё участие в других, моё стремление делать то, для чего я создана.

Моя миссия в том, чтобы страданий, вызванных самоотчуждением, становилось меньше, чтобы ненавидящие себя люди видели, что дело не в их порочности и изъянах, а в недостатке информации о том, что все мы —  прекрасные уродцы, и каждый из нас заслуживает быть здесь, в какую передрягу бы мы ни попали. Я здесь, чтобы показывать: ты адекватен, а ситуация поправима.

We feel our best when we feel like ourselves.

Скажем как есть: девиз «будь собой» звучит довольно сомнительно. Что такое это «собой»?

Люди из второго, описанного мною лагеря, считают, что «собой»  — про людей без царя в голове. Импульсивных, спонтанных, необязательных, которые принимают свои эмоции за веский аргумент.

Но рациональный подход легко и внятно объяснит, что эмоции, которые мы чувствуем, не всегда даже наши, что как биологические и социальные существа, мы обречены иногда заражаться чужими. Мне совершенно очевидно, что простой эмоциональный отклик не может быть основанием для принятия решений.

Но люди, живущие как я, представители третьей группы, считают, что отрицание эмоциональной реальности ведёт к чудовищным последствиям, порой не лучше, чем слепое следование за её вспышками.

Огневая мощь в том, чтобы жить одновременно удерживая в себе и волю, и спонтанность.

И единственный выход объединить эти вещи — это научиться опираться на телесную мудрость, интуицию, которая не равна моей личности, моему интеллектуальному знанию себя.

2017-07-01-14-49-56

Идея внутреннего компаса, глубинного я, актуальна для человечества с древних времен. Это душа, которая видит и ощущает происходящее, но стоит немного в стороне от нашего деятельного, умственного «я» (об этом я подробно пишу здесь).

Линдси Гибсон описала это так:
«Это «я» — источник нашей уникальной индивидуальности, не подверженной влиянию семейных трудностей,которые сформировали наше ролевое «я». Внутреннее «я» известно как истинное «я», настоящее «я», центральное «я» (Fosha 2000), — но все это об одном: сознание,которое говорит правду, находясь в центре личности человека.
 <…>
Истинное «я» является источником всех предчувствий и интуиции, включая мгновенные точные впечатления о других людях. Мы можем использовать колебания уровня энергии нашего истинного
«я» в качестве системы навигации, способной сообщить нам, когда мы находимся на жизненном пути, который нам хорошо подходит (Gibson 2000)».

Именно это «я» соединяет нас с человечеством, а не заставляет замкнуться на отдельности своего рационального ума. Когда Эмерсон в «Доверии к себе» пишет «верь в самого себя!» он не имеет в виду — «верь, что ты лучше всех остальных», он говорит — поддерживай себя, или как Ницше «верь в героя в душе своей», верь, что с неудачей всё не закачивается.

Если мы заняты постоянным оцениванием того, что видим, включая себя, значит мы уже купились на внушённую нам систему ценностей («это лучше, значит, то — хуже»), не доверяя тому, что говорит нам непосредственное восприятие нашего тела и сердца.

Мы не вольны полностью отказаться от оценок, но мы можем научиться различать схему, которую использует наше сознание, об этом моя статья True Belonging.

Если вам кажется это слишком мутным и мистическим, возможно, я —  не тот автор, с которым вам по пути. 

Однако, совсем необязательно разделять мои взгляды и термины,  чтобы понимать, о чём я говорю. В радио-эфире Дмитрия Быкова в очередной раз спросили, как он определяет счастье, и вот что он сказал:  

Мне представляется, что это – ощущение, что все как надо: что ты на нужном месте, что ты делаешь то, что надо, что ты с тем человеком, которого надо, – ощущение какой-то правильности. <…> Какое-то ощущение, что ты попал на правильную волну.

Мисфитство, доверие к себе, к своему сокровенному я —  это перестать знать и понимать «как правильно» и начать чувствовать правильное для себя, естественное для себя, то есть  —  чувствовать себя самим собой.

Траектории жизни при этом могут быть разные —  можно заниматься одним и тем же всю жизнь, можно менять занятия, делать паузы, можно быть здоровым, богатым, счастливым в любви, а можно и не быть, но при этом оставаться внутренне наполненным, живым.

В своей практике я обучаю людей возвращать внимание к своей жизни вместо идей о том, какой должна быть жизнь. Скажем, ты родился в семье врачей и стал врачом, и тебя поощряли, и вроде получалось, можно иметь в себе мужество спрашивать —  а мне в этом как? я всё ещё там, где нужно? Сверять свой курс, свой маршрут с интуицией, жить, интегрируя рассудок и мудрость тела — вот и всё мисфитство in a nutshell. 

Мой проект и контент нужны тем, у кого доступ к чувствованию себя был отрезан. И моя миссия —  показывать, что быть человеком с неработающим gps, несовершенным, странным, изрезанным шрамами и открытыми ранами, отчаявшимся от невозможности разом встать и починиться, но учиться жить наполненно и в контакте с собой —  можно.

И для того, чтобы это делать, важно в лицо знать две вещи, которые служат мощным фундаментом для мученичества и чувства неадекватности.

Первый —  культура левополушарного воспитания.

Я уже писала о том, как левополушарная, ориентированная на внешние эффекты повестка влияет на развитие личности (см. книги «Гибкое сознание» К. Дуэк, «Взрослые дети эмоционально незрелых родителей» Линдси К. Гибсон).

Голос из зала «А работать кто будет?» всегда демонстрирует тревогу. А вдруг все эти свободолюбивые детки свалят всю работу на нас? Я выросла в довольно нон-конформисткой семье, где свободы хватало, но к 12 годам всерьёз считала, что я глупею, если не занята саморазвитием, и что развлечения существуют для идиотов.

В клинической психологии есть термин —  эмоциональная незрелость. Это остановка эмоционального развития в детстве из-за зашкаливающего чувства тревоги. Такие люди (я в их числе) по дефолту мыслят очень рутинно и прямолинейно, сводя все к вопросу —  хорошие они или плохие.

Поскольку самоощущения практически нет, они ориентируются на то, что мир учит считать хорошим или плохим, правильным или неправильным. И заканчивается это, как правило, трагически.

Представьте себе, что в каждом из нас есть двое, и второго мы не знаем. Иногда мы представляем этого второго как охваченного апатией Обломова или мистера Хайда, демона, который делает что-то ужасное, в то время как наш дневной разум хочет чего-то совсем другого. Но оставим готическое мировоззрение where it belongs, и посмотрим из перспектив 21 века, где из человека лезет не иррациональная бездна, а вытесненные негативные чувства и подавленная психическая реальность.

С этой точки зрения этот второй —  не враг, это наша измучившаяся душа, которая пытается до нас достучаться. До того, как я потеряла всякую волю к жизни, я не подозревала о том, что напоминаю человека с ножом, торчащим из рёбер, который недоумевал и злился, что не в силах пробежать марафон.

Психолог Tatiana Norvalade написала невероятно ценный текст здесь, я приведу только отрывок:

У людей разный эмоциональный старт. Не материальный, а эмоциональный. Разный и заложенный не только в детстве. Разный баланс прибыло\убыло энергии. И разный эмоциональный «остаток». Те, кто действительно может вставать и делать давно уже встали и делают. У них опор больше чем боли. Внутренних или внешних. И обстоятельств и людей, которые оказались рядом. Это не умаляет их заслуг. Но объясняет. И развенчивает мифы о Мюнхаузенах.

Бесит навешивание ярлыков и ответственности на людей лишенных внутреннего ресурса. Людей энергию которых, жрут психологические защиты, истощающие отношения, бесконечный стресс, как правило, даже не осознаваемый. Люди с посттравматическим синдромом, о котором они знать не знают, но живут с чувством вины и стыда, за свою какую-то там нереализованность, по которой их мерят деятельные антилопы.

Меня бесят рассуждения про силу воли. Нет никакой силы воли. И лени никакой нет. Воля растет на внутренних эмоциональных ресурсах. И только так. Или в ущерб им.

— Скотту хватало твёрдости характера.
— Да. И он использовал весь запас твёрдости, чтобы выбраться из детства живым.

—  Стивен Кинг

До последних лет я не понимала этого о себе. Я думала —  почему я такая слабая, если такая умная и так хорошо всё понимаю?

Это и есть отрицание своей эмоциональной истории. Своего багажа, то, что делает меня — мной, вас — вами. На разбор того, что было сломано, покалечено, забито, может уйти не один год. Я находилась в отрицании вплоть до этой весны. Считала, что все вокруг драматизируют, а если у меня нет сил, то это, конечно, просто медитирую маловато.

Чем страшнее было в детстве, тем более в зачаточном состоянии остаётся связь со своими истинными чувствами. Психика ставит защиты неспроста. Было от чего защищаться. Иначе мы бы погибли.

Но для безопасности приходится осваивать ролевые я, где всё примитивно: ты либо хороший, либо плохой. Люди, которые упахиваются до потери сознания, руководствуются вот этой бессознательной программой —  быть хорошим, заслужить любовь и одобрение.

Конечно, если верить в то, что я и есть мой ум, то возможность принять присутствия в человеке одновременно ответственности и спонтанности, рассудительности и внутренней свободы, усердия и азарта, становится невозможно.

Но я здесь, чтобы сказать: информация о силе воле, о лени, о мотивации, которую надо искать, тотально устарела. Я несу добрые вести, кричу: «Не кисни, старина! Можно быть взрослым и лёгким, можно не костенеть и не умирать внутри, даже если тебе нужно кормить семью!».

Эта вторая личность —  тоже вы, и она должна быть узнанной, принятой, заняться её исследованием — дело энергозатратное и часто болезненное, но куда хуже боль от самотчуждения и жизни-в-смерти.

Вторая —  этот безумный, безумный, безумный мир.

Социальный психолог Доктр Джин Твендж, написала о миллениалах книгу с названием «Generation Me: Why Today’s Young Americans Are More Confident, Assertive, Entitled and More Miserable Than Ever Before», информация о том, что в сравнении с другими поколениями, чья статистика зафиксирована, у миллениалов самый высокий уровень депрессии и ментальных расстройств.

Не знаю, достоверны ли эти сведения, зато знаю наверняка, что современный мир никак не назовёшь местом, способствующим контакту с GPS или психической целостности. Мы живём в век, где социальные сравнения (демонстрация гламурных фасадов жизни в соцсетях), технические аддикции, борьба за наше внимание (все приложения, каналы делают так, чтобы мы провели там как можно больше времени), всё более широкий выбор (и соотвественно давление ответственности).

Думаю, что вся философия мира не в силах отменить рабство; самое большее, что можно сделать, – это по-другому назвать его. Я вполне могу представить себе иные, чем наши, формы порабощения, куда худшие в силу своей большей завуалированности. Либо людей превратят в тупые, довольные своим существованием машины и они станут считать себя свободными, тогда как они полностью порабощены, либо у них сумеют развить, помимо обычных человеческих наклонностей, всепоглощающую страсть к работе, столь же неистовую, как тяга к войне у некоторых варварских племен.

— Маргерит Юрсенар

Такой мир предсказывала нам не только Маргерит Юрсенар, но и философы Делёз и Гваттари. Людям, которые считают, что они неполноценны, можно много всего продать. Властным структурам удобно, чтобы люди покупали, чтобы забыть о страдании, а потом страдали, что не могут купить что-то побольше.

Для Делёза угнетение и террор это производство «больничного существа», терпилы, который довольствуется приносящей мучения жизнью. Вслед за Ницше он говорит: давайте избегать покорности, дурной веры, вины, мрачных аффектов, которые эксплуатируются судьями и репрессивной властью. Величайшее зло — это не инфантилизм, а удержание себя от реализации своей силы, принятие насилие над собой и отсутствие радости как должное.

Философия Делёза не призыв к вседозволенности и не эскапизму, а призыв к тому, чтобы поднять знамёна, найти опору в самом себе и не поддаваться на репрессивные фокусы рынка, которые производят идеологию гомогенизации, где всех можно распределить по коробочкам с ярлыками. Это враждебно жизни и замыкает на мире личного невроза.

Свобода выбирать и её отсутствие

Гибсон пишет: «у истинного «я» те же потребности, что и у цветущего здорового ребенка: расти, быть узнанным и иметь возможность выражать себя. Прежде всего ваше истинное «я» постоянно толкает вас расширять свои границы, как будто раскрытие вашего потенциала — это самое важное. Именно поэтому оно требует от вас принятия его руководства и справедливых желаний. Ему нет дела до любых отчаянных идей, связанных с исцеляющей фантазией или ролевым «я», которые вы придумали в детстве».

Или во взрослом возрасте.

Девиз «можешь быть всем, чем захочешь» не работает.

Моему уму было бы куда больше по вкусу, занимайся я музыкой и живи жизнью, едва соприкасающейся с социумом, как художник Джорджио Моранди. Но я не беру уроки рисунка или не возвращаюсь к игре на фортепиано, а почему-то пишу этот текст.

Когда вы горите написать значимый для вас пост, вы невидимо для себя выбираете из миллионов тем и возможностей, но почему-то пишите именно то, что пишите. Задумайтесь о том, насколько характерными встречами была наполнена ваша биография. Смотрите на свою жизнь, как будто писали бы книгу или смотрели бы фильм, сколько инвариантов, сколько повторяющихся конфликтов, неслучайных случайностей. Разве ваша жизнь не феномен, может, чудеснейший из чудесных?

Я живу с ощущением, что моя траектория в огромной степени определена. Я вызвана к жизни в этом теле, в это время, с моими неотъемлемыми чертами —  дружелюбием, распахивающим сердца и двери, дурацкими шуточками, копной непослушных волос, любовью к словам, с присущими мне заблуждениями и зависимостями. И я пишу здесь о них, потому что в каком-то смысле не могу не писать. Я обречена делать это, потому что несу ответственность перед своим gps.

Быть мисфитом  — не значит верить в произвол своей частной воли, с тем же успехом можно верить в возможность отращивания второй головы. У философа Харидаса Чаудхури я нашла формулу точнее всего отражающего идеологию мисфитства —  это «воля к саморазвёртыванию». Это потребность в самосозидании в пределах того, чем мы всегда уже являемся.

Так же как 5-летний ребёнок отличается от себя 16-летнего, но остаётся собой, вырастает всё больше в себя, так растём и мы на протяжении всей жизни.

Если кто-то считает, что у пути мисфитства есть срок годности, то это не так. Посмотрите, Джейн Фонда почувствовала, что готова жить себя в 62 года, оставив не только мужа, но и по внешним  меркам очень привлекательную жизнь. 

Dare to Misfit это в первую очередь, сборник историй такого толка.

Я не знаю, ни как себя найти, ни как себя «сделать». Но я знаю как быть живой.

Как жить свою жизнь, пребывая то в состоянии неустойчивого порядка, то устойчивого беспорядка, но делать так, чтобы жизнь не ощущалась как мучительное ярмо.

Я убеждена, что счастье не синоним легкомыслия, что это умное дело, требующее рассудка, равно как и сердца.

В жизни достаточно страданий и без того, чтобы притворяться чем-то, чем не являешься. Даже если ты не здоров, не богат и не нашёл счастья в любви, ты можешь быть в порядке.

Трагедии и невзгоды отнюдь не удел «плохих» людей, это просто человеческий удел, общий опыт, который нас объединяет, и в котором тоже можно оставаться собой. Мы все нуждаемся в сочувствии, а не в оценках и осуждении, ведь принятие полноты своей человечности это и есть то, что позволяет нам обрести свободу.


Если этот пост оказался полезным, поделитесь им в соц.сетях, вдруг кто-то тоже должен это прочитать. А в комментариях расскажите — случалось ли вам быть тем, кто считал, что ограничений не существует или, может, наоборот, тем, кто жил в мир, где кроме ограничений и запретов почти ничего и нет?

  • Olli

    Ты знаешь, всегда был где-то в середине, что ли. Все вокруг могли что-то делать, говорили о том, что нужно просто поднажать, что просто нужна цель, что всё возможно, что нужно собраться. Или ничего не говорили, а просто делали. Я смотрел на них и недоумевал, это как вообще? Это вот есть у человека цель, он пашет как проклятый и вот уже «серьёзный человек» с соответствующим доходом. Или вот ей едва за двадцать, а играет на двадцати инструментах и собирает стадионы. А что же я?

    У меня был скорее комок чувств, нежели какое-то понимание: «вот здесь у меня запреты, это нельзя, так нельзя». Конечно, постепенно в терапии находились эти слова, но по одному, облегчая невидимую ношу на несколько грамм за раз. Ты сказала «мир — это дом, и ты здесь нужен», и я задумался. Это хорошая мысль. Только вот осознал, что для меня мир — это место, в котором всем от меня постоянно что-то нужно. Гири на руках и ногах — невидимы, крючки в теле — неразличимы. Но ты права, даже так — я в порядке.

    Спасибо за то, что пишешь.

  • Nataliya Zubrickaya

    Спасибо!!! Очень поддерживающе, второй раз читаю!