Серьёзный подход и где он не нужен

—  Некоторые из вас серьёзно отнеслись к выбору темы, —  сказал преподаватель. Мне показалось, что при этом он выразительно посмотрел в мою сторону. 

В душе заиграл торжественный гимн. В студенческие годы я мечтала, чтобы обо мне отзывались именно так. Серьёзно относится к выбору темы, к выбору профессии и, как выражался мой папа, «генеральных линий жизни». 

Желание быть серьёзной сформировалось во мне в раннем детстве. Если мне было настолько весело, что я забывала сделать то, что от меня ожидалось, мной были недовольны. Как и большинство детей, я по умолчанию считала, что смысл моей жизни сводится к тому, чтобы делать всех вокруг довольными. Помню, в минуты ссор с родителями я только и знала, что обещать себе: больше никогда не буду веселиться, веселье делает меня тупой, буду только сёрьезной, всегда.

Записывая видео о перфекционизме, я вдруг осознала, что большинство моих жизненных затыков —  от маленьких до огромных было связано с желанием подойти к делу серьёзно.

В юности мне нравилось думать, что я могу отличить то, что действительно стоит внимания от всякой чепухи. К чепухе относились: праздное валяние на песке, романтические отношения, «лёгкие» книги, алкогольные коктейли (хочешь пить крепкий алкоголь — пей чистый) и многое другое. 

В моей сегодняшней работе очень много фрустраций, разочарования, неизвестности, и я бы давно сдулась, если бы не отказалась от культа серьёзности. В поиске дела, отношений, места для жизни, очень легко попасть в эту ловушку. И сегодня я расскажу о том, где быть серьёзным по-прежнему важно, а где нужны совсем другие выкрутасы.


В школе большинство из нас проходило «Маленькие трагедии» Пушкина. Помните, как Сальери реагирует на попытку Моцарта развеселить его, приведя с собой уличного музыканта?

Мне не смешно, когда маляр негодный
Мне пачкает Мадонну Рафаэля,
Мне не смешно, когда фигляр презренный
Пародией бесчестит Алигьери.

Сальери раздражается, как гений может быть послан такому легкомысленному дураку. Ему невдомёк, что его собственные творческие проблемы напрямую связаны с тем, что ему не смешно. 

В терминах Лиз Гилберт, Сальери — типичный мученик, а Моцарт —  плут, трикстер. Именно трикстер приносит в мир новое. Ему интересно посмотреть, что выйдет. В свою очередь сравнивать, хандрить, впадать в ярость, если кто-то не воспринимает его всерьёз — удел мученика.

Это касается не только людей искусства. Для многих из нас сценарий Моцарта и Сальери, игры и страдания, разыгрывается на других территориях. Отношения. Деньги. Моей стало дело жизни. Поиски идеального призвания изнурили меня и привели к нервной импотенции. Всё, на что я в надежде обращала своё лицо, оказывалось вне зоны досягаемости или недостаточно моим, или недостаточно внушительным. Идея, что у каждого есть лишь один «тот самый» партнёр, всегда вызывала у меня гомерический хохот, но идея одной профессиональной стези — никогда. Это другое, это ведь серьёзные вещи.

На случай, если вы не знакомы с книгой «Большое волшебство» Лиз Гилберт, приведу отрывок, где она объясняет разницу между трикстером (плутом) и мучеником. 

«Мы все немного плуты, и в каждом есть немного от мученика (ладно, сдаюсь, кое в ком есть много от мученика), но на каком-то этапе своего творческого путешествия вам придется сделать выбор и решить, какой лагерь вам ближе, какую часть себя вы будете подкармливать, культивировать и реализовывать. <…>

Мученик говорит: «Я все принесу в жертву ради участия в этой войне без победителей, даже если колесо страданий раздавит и убьет меня».
Плут говорит: «Ну, раз тебе нравится, я не против! Что касается меня, я постою в уголке и проверну пока небольшую аферу, пока у вас война без победителей».

Мученик говорит: «Жизнь это боль».
Плут говорит: «Жизнь – это интересно!»

Мученик говорит: «Система прогнила, не осталось ничего хорошего и святого».
Плут говорит: «Нет никакой системы, все отлично, и обойдемся без святынь».

Мученик говорит: «Мир невозможно объяснить».
Плут говорит: «Может, и нет, зато можно его одурачить».

Мученик говорит: «Истина приоткроется благодаря моим страданиям».
Плут говорит: «Эй, приятель, я сюда не мучиться пришел!» <…>

Творческое начало хочет перевернуть мир будней, поставить его с ног на голову, а именно такие шутовские трюки лучше всего удаются плуту. Но пару веков назад творчество умыкнули мученики, присвоили и теперь держат его в заложниках на своей территории страданий. <…> 
Пора вернуть творчество плутам и трикстерам, вот что я вам скажу.

<…> плут верит Вселенной, в ее неповторимость, непокорность и восхитительную непредсказуемость – и потому не переживает попусту. Он верит, что Вселенная вечно играет, и совершенно уверен, что она хочет играть с ним.

<…> плут (с присущей ему мудростью) постиг одну великую истину космического масштаба, до которой мученику (с присущей ему серьезностью) никогда не дойти: все это игра и не более того.
Большая, сумасбродная, чудесная игра.
И это прекрасно, потому что плуту по нраву сумасбродство.
Сумасбродство – его стихия.

Мученики этого не любят. Они сражаются с сумасбродством. И в процессе этой борьбы нередко кончают тем, что убивают себя».

Довольно давно я наблюдаю за тем, как складываются карьеры моих друзей, и людей, которые мне в разное время нравились. Ни одна из них не была слепой удачей. Туда было вложено много труда, но не труда под девизом  «это ад, и я должен идти сквозь него», а с любопытством и готовностью изменить курс, если потребуется, играть дальше и шутить даже в самые тяжёлые времена.

Всю молодость я нуждалась в страданиях, чтобы повышать важность в собственных глазах. Повышать самоуважение упорной работой — нет, спасибо, ведь можно устроить великую драму из-за того, что у меня не хватает таланта, материальных возможностей и ролевой модели внутри семьи! Я боялась прилагать усилия и разочароваться в себе, потому что моя вшитая установка на данность говорила: если у тебя не получается сразу, ты ничего не стоишь.

Путь мученика это вера в то, что каждый из нас существует в вакууме, отдельно от мира, и что из этого вакуума родится нечто великое, если человек как следует напряжётся. 

Типичные фокусы линейного ума. Но, если вы читаете этот блог, то знаете —  тут верят второму уму, который я называю GPS, интуицией, сокровенным я или душой.

Если я уже вплётен в жизнь, знание о том, кто я, касается не только меня и не производится путём осознанных усилий. Усилия необходимы на этапе реализации того, что понял, но то, что есть — уже имеется и идёт изнутри. Представьте себе старинную монету, которую можно откопать в археологической экспедиции. Логичнее будет очистить её от слоёв глины и камня, чтобы посмотреть, что там написано, а не пытаться вместо этого гадать или выбивать новые надписи поверх наслоений. 

В крестовом походе за серьёзным делом мы упускаем те вещи, которые давно пустили в нас корни. На каких сайтах вы беззаветно предаётесь прокрастинации? За что вас благодарят люди и о чём спрашивают знакомые? На кого вы подписаны в соцсетях? Всё это говорит о вас, если вы обратите внимание.

Пока мы не присматриваемся чем говорит с нами жизнь и через что мы сами общаемся с жизнью, мы не изучаем тех надписей, что уже начертаны на нас. Их наличие не является приговором к определённой деятельности, а только информацией о том, как нам лучше всего проявляться с полнотой, занимаясь тем, что нам по нутру.

Вырываться надо не из серой массы, а в интересное себе дело, даже если оно пока не приносит ничего. А попытка «спрогнозировать свой успех» и настаивать на своей версии пазла куда опаснее и разрушительнее, чем может показаться.

—  Елена Резанова

Пока нам кажется, что в нашей неопределенности есть что-то столь роковое, что и пошутить нельзя, мы превращаемся в мучеников. Удача улыбается не тем храбрецам, что сквозь сжатые зубы бормочут «как я всё ненавижу» , а тем, чьи волосы треплет ветер,  а глаза горят, кто с улыбкой кричит спутникам: «Сейчас нас возьмут на абордаж! Стоять насмерть, страха не выказывать!».

Существует множество свидетельств того, как люди, не нацеленные первоначально на серьёзную карьеру, её обретали. Например, тревел-блогер Сорель Амор, которая долго, качественно и бесплатно создавала и совершенствовала свой ютуб-контент, пока ей неожиданно не предложили то, что оказалось её версией лучшей в мире работы. История, как Паола Волкова попала во ВГИК, тоже очень показательна.

По моему опыту, есть два «да», которые нужно сказать. И первое —  это энтузиазм, веселый отклик трикстера, «Хочу! Интересно! Давай!». Ведь в игре всё возможно. Но не за всеми импульсами трикстера мы пойдём до конца. У нас есть право загореться и остыть, передумать, переключиться. Второе «да» это уже негромкое, серьёзное согласие на труд, расстройства и время, которое потребуется на прохождение пути от новичка к мастерству в этом деле.

Карьерные тропы не возникают из пустоты, это я знала всегда, но, оказалось, что к ним и не продираются глухими каменными тропами, ползком на коленях. Ты занимаешься, чем занимаешься, пока не начинаешь делать это довольно хорошо, а потом тебя замечают, потому что большинство сходит с дистанции, не доходя до уровня «хорошо». Так работает феномен удачи.

Мне нравится цитата Опры: «Для меня удача это подготовка, встречающая возможность. Удачи нет, если ты не был подготовлен, чтобы встретить этот момент. Каждая вещь, когда-либо случившаяся в твоей жизни, готовит тебя к нему». 

Достанет ли нам несерьёзности продолжать, когда вокруг станут твердить, что мы нарциссы, занятые только собой, что вся наша деятельность это какие-то глупые развлечения, от которых никому нет прока?

Каждый из нас уже особым образом экипирован под свои задачи, частью себя он уже делает то, что и должен делать. Мы можем пользоваться  фиксированными конструкциями мира, такими, как профессия, призвание в качестве орудий пыток. А можем относится к ним как к тому, что работает сейчас, потому что вызывает энтузиазм, но не требует присягать на верность до конца дней.

Энтузиазм — слишком важное достояние, чтобы оставить его на волю случая.

— Дж. Кехо

Достаточно делать то, во что веришь сейчас, потом появится новая возможность или имя для этого занятия. И материальная поддержка. Так было со мной. Я начала писать о том, что считаю важным. Все, что выросло из моего опыта ребёнка и взрослого, друга, возлюбленной,  ученицы, мисфита и путешественницы.

Я верю в целительную силу доверия к себе и своему GPS, верю в то, что насилие над собой приводит к насилию над другими, а уважение своих и чужих границ — к пониманию и общему развитию, верю в красоту и целостность траекторий, которые отличаются от моей, верю в то, что самовыражение исцеляет, а жизнь должна быть наполнена радостью, а не становится каторгой. Это то, о чём я думаю, когда я гашу свет перед сном и приминаю подушку.

Моё дело в том, чтобы помогать тем, кто разделяет эти ценности, учиться жить так, как ему свойственно и желанно, а не как придётся. И я хочу дотянуться до такого количества жизней, до какого только смогу.


Трудно противостоять тупому репрессивному гипнозу культуры о том, что мы должны всё время испытывать стресс, страдать, лихорадочно пытаться совершенствоваться, жертвовать и ненавидеть свои проблемы.

В наших проблемах, как и в наших шутках, куда больше ценного и говорящего о нашей сути, чем в серьёзных минах, которых от нас так часто ждут. Я отказываюсь брать острую бритву и править себя. И так слишком много людей только функционируют, а не живут. Я выбрала побыть в неопределенности, и посмотреть, что я найду, когда восстановлю силы. Я решила, что отсутствие смысла и целей —  не проблема. И дела пошли в гору.

Нас учили зацикливаться и клевать себя до тех пор, пока мы внятно не оправдаем, чем будем полезны этому миру, зачем и куда идём. Но то, что нас учили, не значит, что мы научились.

Часть нас —  непосредственная, детская, моцартианская, всё ещё готова смеяться, всё ещё готова танцевать, играть, сумасбродствовать. Этой части нас не кажется, что Томми Вайзо —  дерьмо, а Вернер Херцог это да. Она не судит, она не презирает, она не поплёвывает в сторону любых не удостоившихся аплодисментов усилий. 

Серьёзная ипостась говорит, что мы выше эмоций, мы — про великие дела, но, будучи честны с собой, мы должны будем признать, что великие дела нужны нам, чтобы почувствовать себя определённым образом. Почувствовать true belonging, пережить общность и ценность своего вклада. Общность противоречит мученичеству. Потому что страдальцам нужно противопоставлять себя миру, бороться с ним, быть окруженным врагами и филистерами. Томас Вулф хорошо описал такое состояние:

«…какая это невысказанная мука, бьешься изо всех сил,  чтобы достичь цели, как-то одолеть всеобщее противодействие,  слепое и тупое воинствующее невежество, враждебность, предрассудки, нетерпимость… а против тебя  все дураки, какие только есть на свете: и выжившие из ума дряхлые старцы, и жеманные, сюсюкающие дамочки, и  ханжи, лицемеры, филистеры, и злобные тупые завистники, и — что хуже всего — просто-напросто обыкновеннейшие дураки, непроходимо, безнадежно безмозглые и тупые по самой природе своей!».

И у Сальери всё всегда так.
Возможностей нет. Мир устроен неправильно. Вокруг одни недоумки.

Я сама провела в этом мировоззрении достаточно, чтобы говорить со знанием дела. Но мисфитство привело меня к другим истинам. Моё мученичество не нужно миру и не нужно мне. Я хочу чувствовать принадлежность чему-то большему, чем я сама — и эта дверь всегда открыта. Достаточно прилагать усилия к тому, что  лично я считаю важным, что выражает меня и то, во что я верю.

Бороться стоит с собственной трусостью, неуважением к своему потенциалу и сопротивлением перед творчеством, а не с людьми вокруг, которым и без того несладко.

Почувствовать свою ценность делая то, во что вы верите, можно не только тогда, когда слава о вас разнесётся по свету, а прямо сегодня.

Мне нравится перспектива Ирины Горбачевой. В интервью она говорит, что даже не собиралась становится актрисой —  мечтала о работе ветеринаром или хип-хопе.

— Нужно просто делать то, что тебе нравится, и не думать, станешь ли ты востребованным. Когда начинаешь прогнозировать будущее, останавливаешь настоящее.

Я поняла, что нужно работать и не думать ни о чем. Все хорошее происходит с нами, когда мы всё отпускаем, перестаем чего-то ждать и на что-то надеяться. Чаще всего любовь к человеку приходит, когда он устает твердить: «Хочу встретить любовь, хочу, чтобы хоть кто-то у меня был». Человек выдыхает, расслабляется: «Всё, ничего не хочу». И тут же встречает кого-то.

Если к чему-то лежит сердце, нужно просто пробовать. У меня были провалы, связанные в том числе и с театром, но отрицательный опыт — самый положительный и продуктивный, самый рабочий. Когда говорят, что всё классно, — в этом вообще ничего продуктивного нет.

Любые ошибки, болезни, всё отрицательное, что происходит с человеком, способствует тому, что твоя душа работает и растет. Важно понять, где твои столбы и когда они очерчиваются. … я искренне верю, что с человеком происходит всё, что должно произойти. Твоё от тебя не уйдет.

Нам и только нам выбирать, какие битвы мы ведём и к чему относимся серьёзно. Плохие школьные учителя, защищающие установку на данность, могут сказать, что Сальери из трагедии был человеком пустым и ничтожным, онегинский тип презирающей бездарности, который Пушкин ненавидел. Но это не его качество, а результат выбора —  что делать со своим потенциалом, во что обратить свою энергию. 

Если вы оказались в ситуации, где слишком много давления, где вам кажется, что вы давно должны были что-то понять и что-то с этим сделать, пожалуйста, оставьте себя в покое. 

Внутренний трикстер, шут и весельчак это ваше тайное оружие против репрессивной культуры, которой надо скорее поместить вас в ячейку. Трикстеру плевать на призвания с большой буквы, зато он точно знает, скучно или интересно вам прямо сейчас. Тупая безулыбчатая серьёзность  никогда не оправдывает гарантий. Переведите дух, восстановите силы, и вспомните, каково это — побыть трикстером. Давно ли вы разрешали себе поиграть?


Как у вас с серьёзностью и лёгкостью, друзья? Расскажите в комментариях. А если этот пост оказался полезен, пожалуйста, поделитесь с друзьями, нажав одну из кнопок соц. сетей!